Грязная слипшаяся кружевная ткань трещит в руках. Трещит не по швам, по живому. Последний, душераздирающий скрежет, и можно выйти на волю из кокона. Босыми ногами шагнуть на осколки бутылок и металлолом, обнажённой выйти в мир, пропитанный едким дымом от дна рек до шпилей самых высоких зданий и дальше. Красивости и нежные слова сгорели в том же пламени, что обуглило уже изорванное и оставленное позади кружево. На зубах хрустит песок. В глазах - ни единой мысли. Всё, что было там, - всё сгорело. Всё уничтожено.
Есть чувство, что мозг превратился в сканер, а чувство прекрасного... Впрочем, его, наверное, тоже зацепило пламенем.
Я не считаю дни. Времени теперь вообще нет, есть только колебания маятника, которые регистрирует вечно тормозящий сканер. Колебания и отметки на шкале. И всё это мерзкого оттенка зелёного с коричневым, а в Неве кипит вода, узкая набережная у Спаса как всегда скользкая и предательский угол наклона гранитных плит никогда не был равен 90 градусам.
Если бы я могла захлебнуться в этой воде, это было бы странно. Я смотрю на толстый слой льда и думаю, что это было бы странно. Зима вообще когда-нибудь кончается?
Мимо пролетают клочки бумаги, превращаясь в пепел. Рукописи, которые не горят, остались в прошлом веке. В этом от них не остаётся и следа, если угодно.